Всю ночь мать, отец и прочая родня Каинана провели под открытым небом у тела погибшего сына, а утром, едва рассвело, Абанох позвал к себе всех отпрысков своего племени. Он повелел им усесться на площади вокруг мертвого тела и не произносить ни слова, а сам удалился в шатер и стал вызывать к себе одного за другим тех, кто, по его мнению, мог иметь хоть какое-то касательство к смерти Арпакшатова первенца. Первым он призвал первенца Ханахова, Сидона, которого разыскали накануне лишь поздно ночью.

Старец сидел в массивном деревянном кресле, сработанном еще до Потопа. Кресло это, по преданию, соорудил еще во времена оны Тувалкаин, шурин Праотца Абаноха. Это был родоначальник умельцев, сын Ламеха от второй жены его Шеллы. Тувалкаин не был женат и проживал вместе с сестрою Ноемой у своего зятя, по имени Нох, которого его потомки, после потопа, стали называть Абанохом. Тувалкаин был кузнецом, плотником и вообще умельцем, изобретшим множество ремесел, инструментов и ухищрений, которым научил и сыновей Абаноха. У Тувалкаина же детей не было и сам он, говорят, не погиб в волнах, а умер перед самым Потопом.

По обе стороны от допотопного кресла Праотца на топчанах сидели его сыновья, Абашим одесную отца, а слева Ар и Абахам. Сидон же стоял перед ними и отвечал на вопросы стоя. Впрочем, Абанох не предложил тогда сесть никому из тех, кого вызывал на допрос. Сидон был уже взрослым мужчиной, которому исполнилось целых четыре седмицы, но который еще не был женат, что вызывало недовольство, как его отца, так и его деда и прадеда. Он был довольно красив. У него была густая черная борода, растущая чуть не от глаз, которую он, впрочем, постоянно коротко подстригал овечьими ножницами. Роста в нем было не более восьми с половиною пядей, однако он был крепок телом и, к исходу своей последней седмины, даже начал немного грузнеть.

– Почему ты всё не женишься, чадо мое? – Задал ему Абанох прямой вопрос, но, по-видимому, не касающийся сейчас к делу.

Сидон пожал плечами в ответ, вздохнул и произнес:

– Жениться я собирался давно, да вот никак не мог подобрать себе по сердцу невесту.

– Если тебе не по сердцу дочери и внучки моих сыновей, то уже, смотри, подрастают и правнучки.

Сидон вдруг потупил свой взор и, смущаясь, сказал вдруг то, что таил в своем сердце многие годы:

– Я хотел бы взять жену из племени Ара, но, кажется, сам Ар не благоволит мне в этом.

Все обернули взоры на Абафета, но младший сын Абаноха, прозываемый Аром, проговорил невозмутимо: – Я могу распоряжаться только своими собственными дочерями, а у моих внучек есть собственные отцы и они, а не я должны благоволить или не благоволить им.

– Так что, у тебя кто-то уже есть на примете? – Спросил Абанох.

– Есть, ответил Сидон и умолк.

Абанох подождал, не продолжит ли он, и, так как тот продолжал молчать, спросил:

– И кто же она?

Сидон помедлил с ответом и молвил:

– Она Абафетова внучка, Хомара.

Эти слова стали неожиданностью только для одного Абахама. А в племени Ара давно кое-кто начал уже замечать, что внучка его слишком уж часто уединяются в неизвестном направлении, и доложили об этом ее деду. Тот же, хоть и имел некоторую неприязнь к сыновьям своего брата, однако же, ничего не предпринимал, чтобы, храни Адонай, не подать еще повода для усиленья вражды между семьями.

– Как к этому относится ее отец? – Спросил Абанох.

– Не знаю, – ответил Сидон, – я ничего еще ему не говорил.

– Ну, хорошо, оставим это пока, – сказал Абанох, – а сейчас скажи мне, за что ты избил Каинана?

– Каинана я не избивал! – Громко ответил Сидон, и он не лукавил, ибо был точно уверен, что и оскорбил его, и на следующий день под горячую руку попался ему именно Шелах.

– Отчего же он умер? – Спросил Абанох, как показалось Сидону, слишком спокойно.

– Я не знаю. Я не мог его так избить, что он умер… то есть это Шелах… – Сидон запутался и умолк.

– Подожди, подожди, не спеши, – проговорил Абанох, – значит, Каинана ты не избивал, а кого ты избил? Шелаха?

Сидон молча кивнул.

– За что ты его избил?

– Мы с Хомарой сидели, а он выскочил из-за кустов и принялся кидать в нас камнями и оскорблять. Хомара может подтвердить это. Он даже попал в нее камнем, у нее на руке, должно быть, остался синяк.

– А как он вас оскорблял, что он сказал?

– Он кричал: «Э! Я всё расскажу Хомеру и Ханаху.

– А что должен он был рассказать? – Не отставал Абанох.

Сидон смутился, поковырял ногой под собою землю и пробормотал:

– Мы… мы целовались с Хомарой, – потом он резко поднял голову кверху и дерзко добавил: – мы любим друг дружку, кому какое до этого дело?!

– Хорошо, хорошо, не кипятись, – рассказывай дальше, проговорил Абанох примирительно.

– Что дальше рассказывать? – Переспросил Сидон.

– Ну, как ты избил Шелаха.

– Да я его почти и не бил, ну, дал пару раз подзатыльника.

– Когда это было? – Уточнил Абанох.

– Вчера, – ответил Сидон, то есть на другой день после того, как он нас оскорблял.

– На другой день, – повторил, словно эхо, старец и спросил еще: – и что он говорил тебе тогда, на другой день, когда ты его бил? Вспомни точно его слова.

Сидон призадумался, помолчал и сказал, наконец:

– Да ничего особенного, он просто хныкал и говорил, что это не он. Они все так говорят…

– Кто «они»? – Перебил его Абанох.

– Да все, кто натворит что-нибудь мерзкое, а потом запирается, дескать, это не я… и так далее, – ответил Сидон, и презрительная гримаса исказила его лицо.

– Итак, он хныкал и говорил, что это не он, а кто же тогда?

– Он, как же не он, когда я и Хомара видели своими глазами, что это Шелах. Он был совсем близко.

– Ну, ладно, иди, – сказал Абанох, – но оставайся на площади и никуда не отлучайся, и позови сюда брата погибшего близнеца.