Дни слагались в месяцы, месяцы в годы, Ассура росла, хорошела, ей минула первая седмина¹, и из очаровательного младенца она превратилась в стройноногую девочку-подростка с явными приметами будущей обворожительной красоты. К десяти годам тело ее стало приобретать женственное изящество. В ней уже видели завидную невесту, и ее бабушка Шалама сочла нужным не просто прикрыть ее чресла козьею шкурой, как прочим детям, а опоясала ее стан тонким самотканым холстом, который соткала своими руками. В этом подобии взрослой одежды Ассура и бегала из шатра в шатер, и везде она была принимаема с радостью и любовью. Однако ее саму больше всего тянуло в шатры ее дяди Каинана, который был прозван Арпакшатом за то, что взял себе жену из племени Ара². Жена Арпакшата звалась, подобно ему, Каинарой. У Каинары от Арпакшата было два мальчика близнеца, как две капли воды похожие друг на друга. Им дали схожие по смыслу имена: Первого сына, назвали, как и отца, Каинан³, что значит «приобретение», второго же Шелах, что значит «прирост».

Через два года после мальчиков близнецов Каинара принесла еще двойню – на этот раз уже девочек. Назвали их Шаламита и Арка. Они были, почти что, сверстницами Ассуры, но Ассуру больше влекло не к ним, а к старшим мальчикам – Шелаху и Каинану.

О близнецах Шелахе и Каинане надо сказать особо: они, чуть ли ни от материнской груди, стали соперничать друг с другом. Когда появился на свет первый из новорожденных, старая Ноема, принимавшая роды, несмотря на свою опытность, не сразу догадалась, что за первым младенцем последует еще один. Поэтому, когда из чрева Каинары стал извергаться второй младенец, Ноема не удосужилась сразу же навязать на запястье первому новорожденному шерстяную нить, как это было заведено в те времена, для обозначения первенца. В результате чего, между ней и Асией, бабушкой новорожденных со стороны матери, впоследствии даже случилась распря о том, кто же из младенцев, как две капли воды похожих друг на друга, на самом деле родился первым. Ноема, пользуясь, по праву своего старшинства, непререкаемым авторитетом, прекратила этот спор тем, что сама навязала одному из них на правое запястье красную шерстяную нить. А чтобы Асия не таила на нее обиды за свою непререкаемость, Ноема назвала его Каинаном, по имени роженицы, дочери Асии. Брата же его назвали Шелахом потому, что он прирос к первородному стеблю, как боковая веточка.

КАИНАН АССУРА ШЕЛАХ

Вот с ними-то и сдружилась Ассура, и они так, втроем, и проводили все дни, пока ночь не разлучала их, и только с наступлением темноты они расходились по своим шатрам. Утром же сия троица соединялась вновь, чтобы снова расстаться лишь перед самым закатом.

Близнецы Каинан и Шелах, хотя и были на целых два года старше Ассуры, однако же, ни по силе, ни по развитию Ассура от них вовсе не отставала. Более того, зачастую, она предводительствовала ими.

Близнецы росли, ни в чем, не уступая, друг другу, однако вся их родня во всем, даже в мелочах, пролагала между братьями четкую, непреодолимую грань. Начать с того, что старшему брату полагался и первый кусок от трапезы, и особая ласка со стороны, скупого на нежности, Арпакшата. Кроме того, в отличие от Шелаха, по истечении первой седмины препоясанного по чреслам козьею шкурой, Каинан, по достижении им восьмилетнего возраста был облачен сразу же в настоящий холщевый хитон, подобный тому, как носили взрослые, женатые уже мужчины. Все это служило предметом зависти самолюбивого Шелаха, который никак не мог понять, почему он, ни в чем, даже возрастом, не уступающий своему старшему брату, вынужден сносить все эти, пусть даже мелкие, унижения. Между ним и Каинаном, то и дело, вспыхивали искры, и масло в огонь их соперничества подливало еще то, что сам Каинан постоянно напоминал своему брату о том унизительном месте младшего, которое было усвоено Шелаху по приговору родни.

К исходу своей второй седмины от роду, когда Каинан и Шелах сблизились с кузиной Ассурой, соперничество между ними постепенно начало перерастать в яростную, почти не прикрытую вражду, и Ассуре пришлось сыграть в этом существенную, хотя и невольную, роль. Родители близнецов, как впрочем, и родители Ассуры, ничего не имели бы против того, чтобы девочка сблизилась с одним из них, а впоследствии сделалась бы его женой. Однако решать вопрос, кого из братьев избрать ей в супруги, как те, так и другие родители считали пока преждевременным. Хотя само собой разумелось, что первым из братьев должен был бы жениться старший, но в любом случае это было дело неопределенного будущего, поэтому пока никто не препятствовал детям резвиться втроем.

Ассура относилась к Шелаху и Каинану равно любезно, как и подобало сестре относиться к своим двоюродным братьям, а подруге к своим товарищам. Время от времени, правда, она, исподволь наблюдая за ними, задаваясь вопросом: который из братьев, в чем превосходит другого, а в чем уступает ему? Однако она присматривалась к ним не для того, чтобы превознести одного над другим, а чтобы научиться самой различать их даже тогда, когда они, например, скинув одежду, плескаются в водах озера. Или же по утру, еще не облачившись со сна, выбегают они из отцова шатра и мчатся к струям родника. Их необычайное сходство зачаровывало и волновало ее.

*
*             *

Однажды знойным весенним полуднем, когда солнце уже по-летнему накаливало землю, Каинан и Шелах, взяв Ассуру за руки, быстро спускались по каменистому склону к большому горному озеру. Навстречу им попался Иаван, сын Абафета, который гнал с водопоя стадо своих овец. Ему не исполнилось еще четырех седмин, и выглядел он совсем молодым человеком, однако высоким, широкоплечим и мускулистым. Его густые русые кудри, виясь мелкими кольцами, спускались почти до лопаток. Из-под густых серых бровей, пронзительным взглядом сияли его синие очи, и весь он был, словно из потустороннего мира. Одет он был в короткий широкий хитон с широкими рукавами по локоть, а, поверх хитона, по стройной талии, он был обернут овечьей шкурой. На ногах его были кожаные сандалии, а в руке он держал длинную суковатую палку, которой погонял он своих овец.

Друзья остановились, пропустить пастуха и его овец и, чтобы не согнать пугливых животных с тропы, на которую старательно направлял их хозяин, сами сошли в траву. Увидев троицу неразлучных друзей, молодой человек улыбнулся, щуря то ли от солнца, то ли в усмешке свои синие очи, и вдруг прокричал:

– Экая невидаль! Вот, бегут два жениха за одною невестой! Разве такое бывает?! А вот, гляди, обернется всё так, что напротив, невеста останется без жениха, а второму жениху достанется две невесты!

Произнеся странные эти слова, Иаван помахал то ли овцам, то ли Ассуре с мальчишками своей суковатою палкой, которая служила у него вместо посоха, и двинулся вслед за своим стадом. Можно было бы и не обращать внимания на это пустословие, сказанное, скорее всего, просто из озорства, но слова эти почему-то вдруг запали в сердце Шелаха. Призадумалась над ними и Ассура. Только Каинан, казалось, пропустил их мимо ушей.

КАИНАН и ШЕЛАХ >>

Меж тем друзья, добежав до воды, сбросили наземь одежды: Каинан свой хитон, а Шелах козью шкуру, что едва прикрывала его худощавые чресла, и с воплями ринулись в воду. Ассура замешкалась ненадолго, чтобы еще раз глянуть на них и рассмотреть их тела, не покрытые теперь никакою одеждой. Она опять попыталась усмотреть в них различия, однако в таком виде они ей показались совершенно неразличимыми. Спина Шелаха, сотканная из переплетения мышц и ребер, точно такая же, как и у Каинана. Цепочка позвонков, бегущая вдоль спины от шеи до поясницы у одного брата, точно такая же, как у другого. У обоих одинаково узкие бедра и одинаково длинные стройные ноги. Когда же они оба нырнули и вынырнули один здесь, один там, Ассура и вовсе перестала их различать.

Тогда она сбросила наземь возле мальчишечьих облачений свою нешвенную, льняную хламиду и устремилась за близнецами в озерные воды. Они ныряли, выныривали, веселились, догоняли друг дружку, обмирали от хохота, а Ассура всё тщетно пыталась хоть как, хоть по голосу различить их, но не могла. Время от времени, когда ее ухватывала правая рука одного из мальчишек с шерстяным шнурком на запястье, тогда она знала, что это ее схватил Каинан. Однако стоило ему отпустить ее и чуть отдалиться, как она снова начинала путаться: кто из них кто.

Наконец, близнецы, накупавшись до синевы, выбрались из воды. Ассура, сощурившись, посмотрела им вслед и вдруг обратила внимание на одно существенное различие, оказавшееся между ними: та часть тела Каинана, которая обычно была скрыта хитоном, была немного светлее бронзового от загара тела Шелаха, у которого лишь чресла прикрывал кусок козьей кожи. А вот крутые ягодицы того и другого были одинаковыми – немного светлее, чем всегда открытые части тела. «Вот, как надо их различать», – подумала Ассура и осталась довольна собой.

Близнецы, выбравшись из воды, начали облачаться каждый в свое одеяние, и опять Шелах, в который уж раз, подосадовал, что у его брата есть такой замечательный хитон, как у взрослого, а ему приходится довольствоваться куском козьей кожи. Вслед за братьями, обернулась своею хламидой Ассура.

Солнце уже клонилось к закату и начало багроветь. От, накалившейся за день, земли еще поднималась вверх душная испарина, но по склонам предгорий Харрата^[iv] уже спускалась вниз легкая вечерняя прохлада. Ассуре и близнецам надо было уже расставаться, а этого очень им не хотелось. Сегодня был редкий вечер, когда Каинан и Шелах не поссорились перед расставанием, поэтому Каинан сказал:

– Давайте завтра, с самого раннего утра, соберемся, и все вместе пойдем в скалистые пещеры. Там, говорят, допотопные люди, спасаясь от смертоносных вод, прятали свои сокровища. Люди все утонули, а сокровища остались и до сих пор лежат нетронутыми.

– Я не пойду, – неожиданно для себя выпалил вдруг Шелах.

Каинан хотел уже, было, придумать на следующий день какой-нибудь другой план, но Ассура сказала:

– А вот я пойду. Если Шелах не хочет, пусть остается, а мы пойдем с Каинаном вдвоем.

Этого Шелах никак уж не мог перенести и, досадуя сам на себя, сказал, словно сделал Ассуре и брату великое одолжение:

– Ладно, уж, и я пойду с вами.

Каинан же, не преминув воспользоваться оплошностью брата, произнес с язвинкою в голосе:

– Нет, если не хочешь, можешь не идти с нами, оставайся, тебя же никто не заставляет идти.

– Нет, я пойду… я хочу… – пробормотал Шелах, и слезы чуть не навернулись ему на глаза.

– Ну, если ты очень хочешь, то, пожалуйста, можешь пойти с нами, мы возражать не будем, – сказал Каинан.

Теперь уже Каинан делал «великое одолжение» своему брату, а это было, что называется ударом в поддых. Ассура почувствовала, что опять назревает ссора, и сочла нужным вмешаться:

– Хорошо, хорошо, не надо спорить, мы завтра идем, все вместе, и никого больше с собой не берем.

Оба брата, в глубине души, остались ей благодарны за то, что она, в очередной раз, позволила выйти из щекотливого положения, не потеряв лица, и друзья скрепили рукопожатиями свой договор завтра обязательно отправиться вместе на поиски допотопных сокровищ.