Ассура пришла в восхищение от ее обнаженного тела. Его совсем не испортили роды. Оно всё сплетено было из тугих мышц и, при всей своей мощи и силе, не лишено было женственности и изящества. Полушария Магиных обширных грудей немного разъехались в стороны с ее ребристой грудной клетки, и Ассура, у которой груди едва только наметились малозаметными припухлостями, в глубине души ей позавидовала.

– Ты чего разлеглась, сестра? – Проговорила Панара таким тоном, как матери обычно пеняют своим дочерям, и распорядилась: – а ну-ка давай, помоги мне. Вынеси шкуры наружу и выколоти их, как следует. Да оставь полежать их на солнце, чтобы они хорошенько проветрились и просохли.

Мага не сказала ни слова, тут же вскочила на ноги и, не одеваясь, вышла вон из шатра, прихватив с собою охапку козьих шкур с топчана. Ассура, не долго думая, последовала ее примеру. В два-три захода все шкуры были наружи. Мага одну за другой принялась выколачивать их так энергично, что грохот и пыль понеслись по окрестностям, а Панара сказала:

– Умерь-ка свой пыл, сестренка, эдак ты раздерешь их в клочья.

Мага ничего не ответила, но стала колотить немного побережнее. Вообще за всё это время Мага не обронила и пары слов, что заставило Ассуру усомниться: умеет ли та вообще говорить.

Мага, с ассуриной помощью, расстелила козьи кожи по свежей изумрудной траве, и улеглась на них, щурясь на солнце. Ассура решила последовать ее примеру, распустила кожаный поясок у себя под грудью и отбросила в сторону свою девичью хламиду. Тут ей показалось, что Мага, глядевшая на нее исподлобья, как-то заносчиво ухмыльнулась, увидев обнаженное ассурино тело. Девочке показалось, что могучая дикарка посмеевается над ее худобой. Поэтому Ассура не стала ложиться подле нее на шкуры, а повернулась и, не спеша, направилась прочь в сторону ближайших кустов, чтобы средь них скрыть свою наготу от пронзительных Магиных глаз. К радости своей она обнаружила в кустах ежевику и принялась, не взирая на ее коварные колючие шипы, с наслаждением обирать горячие черные ягоды. Вся измазанная красно-коричневым соком, с перепутанными волосами, со смуглою от загара кожей, покрытой белесыми следами от ежевичных шипов, Ассура сама сделалась похожей на дикого зверька, таящегося в чащобе.

Ассура с блаженством услаждала утробу свою ежевикой, как вдруг почувствовала, что сзади ее кто-то цепко схватил за плечо. Девочка вздрогнула и замерла. Ей сперва показалось, что это Мага разыскала ее в кустах. Она обернулась и в ужасе обнаружила, что ее крепко держит огромного роста мужчина со всклоченной пепельно-серою бородой, в беспорядке торчащими волосами и по всему телу обросший густыми кудрявыми волосами. Всю его одежду составлял лишь кусок оленьей шкуры, точно такой, как у Маги, но, по сравнению с его мощным телом, казавшийся небольшим лоскутком. Этот дикообразный мужчина вдруг улыбнулся Ассуре, выставив на показ все свои белоснежные зубы, чуть тронутые у корней желтизной, и, обомлевшая от ужаса, девочка пронзительно завизжала.

Дикарь встрепенулся, схватил Ассуру подмышки, легко, словно сделанную из пуха, поднял ее, взвалил на плечо и стремительно ринулся в чащу. Пленница истошно вопила, тщетно колотила в воздухе своими ногами, но похититель, стиснув ее стан поперек талии так, что ей трудно было дышать, легко уносил ее всё дальше и дальше. Наконец он выволок добычу свою на поляну, опустил визжащую Ассуру в густую траву, прижал коленом к земле и принялся распутывать пеньковую веревку, на которой держалась его оленья шкура. Вот он отбросил свою одежду в сторону, и Ассура в ужасе увидала, что его огромный вздыбленный жезл, вздрагивает всего в десятке вершков от ее тела. В испуге, зажмурив глаза, она попыталась опять завопить, но не смогла – дыхания не было в горле – а мерзкий насильник принялся раздвигать ей ноги, как хозяйка, раскладывает по жаровне освежеванного цыпленка.

Ассура в ужасе обмерла и уже не чувствовала ничего, как вдруг какой-то страшный удар поверг с колен в траву этого жуткого дикаря. Словно сквозь липкую пелену, Ассура услышала незнакомый, немного надтреснутый голос:

– Магог! Оставь ее! Не смей!

Оказывается это, выскочившая из кустов, Мага, с разбегу, обеими ногами ударила в бок ассуриному похитителю.

На секунду, почувствовав свободу, Ассура моментально пришла в себя, быстро, как ящерка, перевернулась на четвереньки и ринулась прочь. Однако не тут-то было. Неуклюжий с виду дикарь проворно вскочил и ловко ухватил Ассуру за лодыжку. Мага, что есть силы, толканула его в плечо, но он, казалось, даже не шелохнулся.

– Магог! Не смей! Не трогай ее! – Кричала ему Мага, прыгая вокруг дикаря и пиная его руками и ногами во все бока.

– Уйди! Это моя добыча! – Крикнул тот, кого Мага называла Магогом, и отмахнул в ее сторону так, что она кубарем покатилась в траву.

Но Мага тут же вскочила и, как кошка, вспрыгнула Магогу на спину, вцепившись ему в волосы. Он, выпустив ассурину лодыжку, повалился на спину и Мага с Магогом, сплетясь нагими телами, принялись возиться в траве. Ассура снова хотела, было, бежать, но Магог, легко отшвырнув от себя Магу, в два прыжка настиг свою добычу и снова схватил ее за лодыжку. Мага, вцепившись в свое колено, громко скулила, дико вращая глазами, а насильник, подмяв под себя Ассуру, снова принялся раскладывать ее по траве.

– А ну, отпусти ее! – Раздался вдруг властный мужской голос, и Ассура почувствовала, как хватка Магога тут же ослабла.

Он выпустил добычу из рук и поднялся на ноги. Ассура, усевшись в траве, увидала, что через поляну из чащи к ним направляется Иаван со своей суковатою палкой, которой он погоняет овец.

– Не смей обижать нашу племянницу! – Воскликнул он грозно, обращаясь к Магогу, – это же дочка Эриды, нашей сестры.

Глаза у Магога вдруг округлились, лицо приобрело глупое выражение, и он проговорил густым сиплым голосом, громким, словно олений трубеж:

– Разве это наша племянница? А я думал, что она – хананейка.

– Сам ты хананей! – Кинула ему Мага, всё еще морщась от боли.

– Не смей называть меня хананеем, жена! – Прорычал ей Магог и махнул в сторону Маги жутким своим кулаком.

– Ты, на глазах у жены, пытался изнасиловать свою племянницу! Так поступают только одни хананеи! – Проговорила Мага запальчиво, а Магог, смущенно пожав плечами, опять повторил:

– Я думал, она – хананейка.

Потом он, помедлив немного, добавил, покосясь в сторону Иавана:

– Ты же сам говорил мне, что хананеек можно насиловать.

– Я не мог тебе сказать ничего подобного, – возразил ему Иаван уже совершенно спокойным голосом, – наоборот, я всегда говорил, что только у хананеев заведено в обычае, насиловать своих сестер и племянниц, а нам, сыновьям Ара, не достоит этого делать, тем более, совокупляться с хананеями. Проси у Ассуры прощения.

Магог, виновато понурив голову, как был нагой, направился к Ассуре. Та всё еще сидела в траве, но, увидев, что жуткий дикарь направляется к ней, она в ужасе шарахнулась в сторону и, встав на четвереньки, засеменила прочь.

– Магог, остановись! – Крикнул ему вслед Иаван, – На, сперва облачи свои чресла, а потом следуй за мной!

С этими словами Иаван поднял и протянул своему брату его оленью шкуру и веревку, которые валялись в траве на краю лужайки. Магог препоясался и кротко, словно ягненок, направился вослед своему младшему брату. Мага же помогла подняться с земли Ассуре, обняла ее за плечи, прижала к себе, и они направились следом за братьями к шатру Иавана.